Большой практический реферат. Описание 10 сессий.
С этой клиенткой я работаю около года, частота встреч один раз в неделю, практически без перерывов и пропусков. Её зовут Марина. На первую встречу она записалась дней за пять, но на следующий день написала снова и попросила встретиться сегодня же, поскольку ей очень плохо. Из разговора создалось впечатление, что это юная девушка, не больше 18 лет, и при встрече я была удивлена, что ей 27 и она 8 лет замужем. Детей нет и с её слов не хочет, поскольку боялась, что муж будет любить ребенка больше, чем её. Работала официанткой в шашлычной, хотя по образованию модельер одежды. Увлекается джампингом, очень неплохо рисует, смело и самобытно, что не могло не вызвать мой интерес. Обращается к психологу не впервые, есть опыт работы в группе телесной терапии.
В анамнезе: детство клиентки рядом с инфантильной матерью и властной бабушкой. Родители развелись, когда ей было 5 лет, впоследствии отец с детьми практически не общался, чему немало способствовала бабушка. Есть младший брат, к которому клиентка очень привязана. Также из близкого круга есть крестная, которая живет с мужем алкоголиком, о чем клиентка много горюет. В браке с 18 лет, об отношениях с мужем рассказывать отказывалась, говоря, что «там всё нормально», муж её опора и поддержка. Также до недавнего времени избегалась и тема отношений с матерью. Общее человеческое впечатление от её истории – покинутый, потерянный ребенок, привыкший справляться в одиночку. Я очень ей сочувствовала, мы много раз плакали вместе.
Основные жалобы: плохой сон, высокая тревожность, признаки ОКР (по нескольку раз в день делала уборку в доме, много времени проводила в гаджетах), нарциссические качели – от идей о собственном супербизнесе и переезде в Сочи до чувства полной несостоятельности (раз я не могу сделать всё самым наилучшим образом, то нет смысла и начинать). Запрос со слов клиентки – как мне не чувствовать то, что я чувствую. Избегаемая потребность – взросление, принятие на себя ответственности за свои чувства и жизненные выборы, потребность в близости, умение просить и брать поддержку других людей. Personality не выраженная, эго-функция нарушена. На обращения к Id обычный ответ – всё нормально, а что там в теле, тело как тело. В рассказах очень много различного «должна» и «надо». И совсем практически нет личного «хочу» или «не хочу». Иногда меня это сильно обескураживает, когда в процессе работы все полученные результаты обесцениваются словами «ну это ты мне сказала, а я сделала, наверное мне это надо…». Я часто чувствую, что меня приглашают в отношения, где я буду играть роль стыдящей, наставляющей и принуждающей стороны в отношениях.
В этот период мы много работали с темой личных границ, выстраиванием внутренних опор, осознаванием и выражением чувств к старшим членам семьи – отцу и главное, к бабушке. Восстановлением внутрисемейных связей со старшими членами семьи, принятием их с их сильными и слабыми сторонами, принятием себя как части семейной системы. Много времени посвятили разбору «багажа» интроектов, доставшихся в основном от бабушки, которая по большому счету и занималась воспитанием клиентки.
Параллельно с этим я пробовала помочь Марине научиться чувствовать своё тело (и немало продвинулась в этом деле сама, за что ей благодарна), связь эмоций и телесных ощущений.
Через несколько месяцев клиентка сменила работу на более для неё привлекательную – тренер по джампингу. Стал налаживаться сон, и тут неожиданно для меня выяснилось интересное – она заметила, что муж много и часто выпивает и ночами храпит, что и мешало спать. Для меня это было удивительно – а раньше не замечала? Оказывается нет. Разговор с мужем и попытки записать его к врачу к успеху не привели (ожидаемо). Затем при работе с её «беспочвенным» раздражением и неумением радоваться жизни, мы также случайно выяснили, что муж лишен прав за вождение в нетрезвом виде, что часты случаи, когда он пьяный оскорбляет её и угрожает, часто не приходит домой ночевать. Пришлось признать тот факт, что отношения далеки от поддерживающих и опорных. Мне было страшно говорить с ней об этом, страшно взять на себя часть ответственности за семью другого человека. Слово «алкоголизм» я произнести не смогла. Но на той сессии клиентка кинула в стену «горячий стул», на котором сидел супруг.
Когда я через две недели вернулась с интенсива, Марина заговорила о разводе, о том, что отношения подошли к той черте, когда диалог невозможен – муж неделю не живет дома, и что она собирает вещи и переезжает к крестной, а затем делает ремонт в своей квартире.
Первая описываемая мной здесь сессия – первая после переезда. Я и рада за клиентку и переживаю за неё, ощущаю свою причастность и некоторую ответственность за происходящее. Плюс к этому – мои непростые отношения с мужем, мысли о возможном распаде и моей семьи. А за окном – шикарный сентябрь, птицы щебечут, уличный шум, и хочется жить и гулять. Но Марина говорит о грусти, о том, что они с мужем собираются идти подавать заявление на развод, и о том, как она злится и обижена. Слышу, что она всю ответственность за разрыв возлагает на него. Предлагаю ей проговорить ему свою злость и обиду, что она и делает, долго, обстоятельно и матом.
- Марин, а на что ты больше всего обижаешься и злишься?
- На то, что он меня во всем обвинил.
- Скажи, а как ты видишь, что произошло между вами?
- Мы отдалились друг от друга, он пил, где-то шлялся, занимался своими делами, и всё время предлагал развестись. Я сначала пыталась достучаться до него, а потом согласилась и ушла.
- Ты приняла решение (вижу, что она как-то просела в кресле и смотрит на меня потерянно). Что с тобой сейчас?
- Ну ты так смотришь на меня, как будто говоришь, что он прав, я же сама ушла.
-Ты чувствуешь, что я тебя обвиняю?
- Нет, как будто ты подтверждаешь мои мысли, что я сама ушла.
- А ты сама это сделала?
- Да... Знаешь, что-то мне не нравится то, что пришло в голову. Что я сама разрушила свою жизнь.
- Звучит тяжко. А ты бы предпочла, чтобы это сделал кто-то другой?
- Ну да. Я же долго шла от решения к реализации. Мне было бы проще, если бы он меня выгнал сам.
- Как ты себя чувствуешь в роли разрушительницы своей жизни?
- Нормально!!! А что, терпеть надо было?!!!
- Я вижу, ты так сразу вся подобралась, сидишь в позе бойца, кулаки сжаты. Ты нападаешь сейчас или защищаешься?
- Защищаюсь. Страшно мне.
- Да, правда. Страшно, когда старого уже нет, а нового еще.
Далее мы поговорили о том, чего будет не хватать в новой жизни того, что было в старой. О том, как обидно, когда друзья и родственники делятся на два лагеря, и о том, что важно идти к людям и выстраивать новые связи и опоры. Но я не могу объяснить себе, почему резко свернула на тему дефицитов и не стала прояснять и исследовать тему страха, хотя это был один из самых ярких моментов в сессии. Полагаю, что мой собственный страх отдельной, самостоятельной жизни без мужа не уступает в размерах страху моей клиентки. И упустила возможность сказать ей, что вообще-то немало в ней и смелости, раз приняла и реализует такое нелегкое и пугающее решение.
Формальный запрос в сессии – выразить и разделить чувство тревоги и страха в новой для неё ситуации. Актуальная потребность соответствует запросу. Новый опыт – признание факта самостоятельно принятого решения.
Механизмы прерывания контакта у клиентки – проекция чувства вины, ретрофлексия чувства страха (у терапевта тоже). У терапевта также слияние 1 порядка.
Вторая сессия. Мой личный фон перед встречей – много тревоги о том, как я работаю, справляюсь ли, достаточно ли я даю клиентке, и то ли, что ей нужно.
Марина начинает разговор со слов, что она страдает, плачет, ей тяжело и непривычно без мужа. На вопрос чего именно не хватает, начинает злиться, говорит, что я задаю дурацкие вопросы, которые её бесят. Ведет себя довольно инфантильно, телесно - ноги в движении, лицо немного покраснело.
- Я вижу, что тебя задел мой вопрос, что с тобой сейчас?
- Я злюсь, потому что не знаю, как отвечать на твои вопросы.
- Злишься на меня?
- Нет, пожалуй, злюсь, потому что как будто копаюсь в коробках в своей голове и не могу найти ответ.
- Я могу тебе как-то помочь?
- Не знаю. Продолжать встречаться со мной по понедельникам.
- А сейчас?
- Не знаю, тебе видней, ты же психолог.
- Раз мне виднее, то придется отвечать на мои вопросы.
- Да, только не могу обещать, что эти ответы будут качественными.
- Это как?
- Ну, развернутыми, осознанными и тому подобное.
В этом месте у меня возникло ощущение, что я разговариваю со своей дочерью подростком, которая спихивает на меня всю ответственность. Стоило бы, мне кажется, прояснить эту злость в мою сторону, а также и её долю ответственности в нашем контакте.
- Так чего тебе всё таки не хватает без мужа?
- Денег (говорит очень уверенно и сразу). И еще чтобы не страдать.
- На что бы ты хотела заменить страдание?
- На нестрадание.
- А если без «не»?
- Достала ты меня (вздыхает). На спокойствие.
- Деньги и спокойствие, звучит неплохо. С чего начнем?
- С денег.
Обсудили с ней, как она видит варианты заработка, её желание начать зарабатывать массажем (она учится), как можно сообщить о себе потенциальным клиентам и найти место. О том, что придется обращаться к людям, а это страшно и не хочется делать, потому что нужно же самой справляться. В какой-то момент, а именно, когда она уверенно начала рассуждать о том, что и как следует сделать, и то, что не так и много нужно вложений на первом этапе, Марина вдруг начала замедляться, голос стал тише, взгляд отсутствующим.
- Что с тобой происходит?
- Я начинаю уставать (очень жалобно она это сказала).
- Как это ты это чувствуешь?
- Я засыпаю, улетаю, ничего не хочу делать, хочу подальше это всё отодвинуть.
- Что так?
- Как будто как только начнешь что-то делать, что-то начнет меняться. Это страшно.
Снова этот же страх. И снова он мне хорошо знаком, этот страх самостоятельности и ответственности. И снова я туда не иду. Такое чувство, что мы от сессии к сессии раскачиваемся перед ним, как перед прыжком в воду.
- Это ведь не новый для тебя страх?
- Нет, всю жизнь так.
- А есть ли опыт преодоления?
- Ну да (неохотно она это сказала).
- Расскажешь?
Марина, сначала неохотно, потом вроде немного воодушевившись, рассказывает о своих первых шагах в джампинге и о том, как её подталкивала тренер, что сначала было так же страшно и лень, а потом всё более интересно и ресурсно. Потом вспомнила о том, как училась водить машину и её поддерживали муж и брат.
- Я помню, как тебе было непросто поначалу в обоих случаях.
- А это что, уже при тебе было? Это я что, уже год к тебе хожу?
- Ну да. Что это значит для тебя?
- Что я удержалась так долго и не слилась. По сути, это ведь тот же самый опыт, да? (смеётся).
- Получается, что так. И знаешь, я отметила, что во всех этих случаях есть одно общее обстоятельство. Ты видишь, какое?
- Ну, может то, что сначала страшно, а потом проще?
- Это тоже. Но я о другом. Во всех этих ситуациях, когда ты справилась и добилась успеха, с тобой рядом были другие люди. Вот я, например.
- Ну да. Но ты знаешь, вот мне уже хочется всё это обесценить, потому что ну и что такого, ну освоила джампинг, научилась водить машину, хожу к психологу, ну что такого-то? Все так могут.
- Грустно, что у тебя так. Но со своей стороны я могу сейчас только засвидетельствовать, что тебе было трудно и страшно, и ты справилась. Это уже факт.
В этом месте у нас закончилось время, и уже потом, переслушивая запись, я поняла, что может быть ключом к покою для моей клиентки, приостановке её нарциссических качелей. Это чувство благодарности по отношению к людям, которые рядом с ней в трудный период. Включение этих людей в картину своего мира, способность опираться на них.
Формальный запрос клиентки – разделить со мной сепарационную тревогу, получить совет, куда идти и что делать. Избегаемый опыт – опираясь на другого, принимать решения самостоятельно, признавать значимость другого человека, испытывать благодарность. Новый опыт в сессии – увидела, что её достижения видимы другим людям (мне).
Механизмы прерывания контакта клиентки – слияние 1 порядка, проекция, интроекция. Терапевта – слияние 1 порядка.
Метафора сессии – подросший малыш капризничает, сам идти еще не может, а руку помощи отталкивает.
Третья сессия. Мой фон – нарциссические качели, похожие на качели клиентки. В студии набирают в штат новых преподавателей, тревожусь о конкуренции, чувствую себя то лучше всех, то хуже всех. Полагаю, конкуренция эта вместо близости, поскольку сама все группы и учеников уже вывожу с трудом, даже заболеть пока нет возможности – заменять некем. Когда накатывает страх и беспомощность, стараюсь идти к людям – просить помощи у своего преподавателя, налаживать контакт с новичками.
Марина сегодня приносит тему осуждения. Говорит о том, что, выбирая то, что ей нравится, должна внутри себя как-то оправдывать свой выбор перед другими людьми, и не всегда это получается. Прошу её привести пример.
- Ну вот, например, про джампинг. Я тебе расскажу, какой это классный, динамичный вид фитнеса. Ты мне скажешь, что это полная ерунда, а я, например, тебе отвечу – а зато я кучу денег на этом зарабатываю. И ты мне ответишь, что ну если много денег, то тогда да, понятно.
- А ты перед всеми людьми так оправдываешься, или есть какие-то значимые фигуры, мнение которых важно для тебя?
- Я не знаю (тело «повисло», взгляд ускользнул от меня в пустоту).
- Чьё признание и восхищение тебе так важно заслужить?
- Бабушки.
- А как ты думаешь, что для бабушки было самым важным в работе?
- Доход.
- Как тебе это отзывается?
- Для меня важнее, чтобы мне нравилось. Я была одинаково несчастна и на нелюбимой работе за копейки и на нелюбимой работе за приличную зарплату. Потому что мне ни то ни другое не нравилось, я чувствовала себя как какая-то «раненая кобыла» (вот это эпитет! Надо было бы прояснить, куда раненая и кто ранил, и как жилось с этой раной).
- То есть у тебя есть опыт работы на нелюбимых работах за маленькую зарплату и за приличную, и на любимой работе за маленькую зарплату?
- Я вообще это работой не считаю. Работа – это когда тяжело, по графику, стабильно, связано со страданиями и усталостью. А это просто моя жизнь, я развлекаюсь.
- И тебе за это платят. Неплохо. Слушай, а если сложить все убеждения твоей бабушки о работе, то что получится?
- Ну… Что работать нужно много. Зарабатывать тоже много, чем больше, тем лучше. Что работа не должна радовать, труд должен быть тяжелым. Вообще мне в детстве нельзя было отдыхать, поспать, например, подольше в выходной. Потому что надо убираться, иначе что я за дочь, бездельница, замуж никто не возьмет и вообще я пропаду и я такая же как мой отец (интересно было бы прояснить, что означает быть как отец).
- Что из этого тебе близко? Я увидела, что много было у тебя энергии в первой части высказывания.
- Да, мне нравится много работать, но я хочу, чтобы работа была любимая.
- А про доход что?
- Ну и чтобы приносила доход…который меня устроит…
- Что-то сейчас поменялось, что с тобой? Куда девалась уверенность?
- Не знаю, я об этом боюсь даже думать. Как будто меня сразу же спросят - а ты не о..ла часом? Всё сразу – и любимая работа, и деньги.
- Ты так предашь бабушку?
- Наверное…
- Как думаешь, что было бы с вашими отношениями, если бы это случилось при её жизни?
- Ну первая мысль, что она утерлась бы, потому что всегда считала меня дурой. А вообще думаю, она была бы за меня рада.
- Можешь ли ты сказать бабушке – я благодарна тебе за умение много и плодотворно работать за достойную зарплату, а вот убиваться на нелюбимой работе мне не подходит, это я оставляю тебе.
- Да (говорит).
- Она тяжело работала всю жизнь и ничего другого не знала.
- Да. Я так не хочу.
- Как ты сейчас?
- Хорошо. Беру.
- Что будешь с этим делать?
- Надо что-то делать. Хотя бы потрогать человека. Позову кого-нибудь, кому нужен массаж.
В сессии я работала с семейным интроектом, связанным с запретом на радость и легкость в жизни. Клиентка гасит своё возбуждение, обесценивая себя и свои цели, чтобы сохранить принадлежность к семье. Можно было бы подробнее рассмотреть с неё способ, которым она его гасит.
Формальный запрос клиентки – разделить сепарационную тревогу. Новый опыт – сохранять верность семье через благодарность за то, что в жизни клиентке подходит, и оставлять то, что мешает жить, без чувства вины.
Механизмы прерывания контакта клиентки – интроекция, проекция чувства вины, эготизм(?). Терапевта – ретрофлексия интереса к процессам клиентки.
Четвертая сессия. Клиентка потерялась по дороге ко мне, на перекрестке около моего кабинета и опоздала на 10 минут. На мои вопросы о том, как она потерялась, что чувствовала при этом, рассказала, что это похоже на её жизнь, что у неё чувство что она потерялась или в отпуске, а пройдет пара недель и всё вернется на свои места – муж и прежняя жизнь.
- А сюда то тебе тоже не хотелось идти?
- Не хотелось. Я хочу спать и больше ничего и не знаю, что еще тебе ответить. Это считается ответом?
- Ты хочешь дать ответ, который мне понравится, получить «зачёт»?
- Да. Чтоб ты отстала.
Явно она на меня тут злится, но я не стала прояснять эту злость. Растерялась. Тоже чувствую себя потерянно.
- Ну ты пришла всё-таки сегодня, несмотря на нежелание.
- Ну так я каждый понедельник прихожу (становится менее агрессивной и даже растерянной). Я не знаю, чего я хочу, мне кажется, у меня нет желаний или я не умею их понимать.
- Марин, я готова с тобой побыть рядом, пока что-то не родится.
Мы долго молчим. Мне тяжело и беспомощно рядом с её пустотой. И рядом со своей пустотой. Очень хочется её потормошить, сказать, что как это нет желаний, есть же.
- Сложно. Я боюсь своих желаний, поэтому лучше ничего не желать.
- Получается?
- Не очень.
- Как это происходит? Как тебе удается удерживать свои желания?
- Мне кажется, я трачу на это все свои силы.
- Как тебе это осознавать, что ты тратишь свои силы, чтобы оставаться на месте?
- Ничего хорошего. Я какое-то время назад уже это поняла, но не могу ничего с этим сделать.
- А что ты пробовала с этим сделать?
- Заставить себя… То есть я заставляю себя сдерживаться, а надо заставлять себя не сдерживаться (даже язык заплетается у неё). Но столько сил у меня нет.
- Ты мне сейчас напоминаешь маленькое тоталитарное государство, где полстраны сидит, а полстраны сторожит. Время от времени стороны меняются местами.
Вот в этом месте была прекрасная возможность зайти в тему насилия над собой, через работу с полярностями, поскольку Марина одновременно и удерживает себя и заставляет двигаться. Я попала в слияние со своими чувствами, в конечном итоге приводящими меня к тому, что я не имею права тратить ресурсы на собственную жизнь. Вместо углубления в тему я стала снова собирать фон, энергия у клиентки упала, она стала жаловаться на усталость.
Остаток встречи мы посвятили обсуждению этого состояния, того, что она не позволяет себе отдыхать, рисовать, делая бесконечные дела по дому, которые ей не нужны. Снова вышли на бабушку, когда я спросила – если ты сама не разрешаешь себе, то кто может разрешить? И предложила попросить разрешения у бабушки. На это Марина, хоть и не сразу, но решительно сказала, что не хочет этого делать, а хочет сама решать, когда ей отдыхать, а когда работать.
- Ну здорово, только мне показалось или нет, ты как-то неуверенно это говоришь?
- Да потому что кто-то, или даже я сама может мне сказать – а что это ты такое делала, что так устала?
- А чего это, кстати, ты делала, что так устала?
- Не обязательно что-то делать, чтобы устать.
Теперь она звучала вполне уверенно.
Потребность клиентки в сессии, на мой взгляд – быть увиденной и принятой со своими противоречивыми чувствами – растерянностью, злостью, стыдом. В определенной степени мне это удалось, но развернуть переживания я не смогла, так как попала в слияние со своими чувствами.
Механизмы прерывания контакта клиентки – ретрофлексия злости, стыда, эготизм.
Метафора сессии – двое ходят по кругу с завязанными глазами. Но всё таки ощущают присутствие друг друга.
Пятая сессия. Мой фон – много тревоги о том, какой я терапевт, терапевт ли я вообще, даю ли я что-то клиентам, или просто раз за разом выдерживаю встречи.
Марина приходит с текстом, что у неё всё хорошо, но говорить об этом она не хочет. В качестве причины называет страх, что узнав о ней много, больше чем она хочет, именно о её благополучии, я смогу манипулировать ей. Предлагаю ей произнести эту фразу в прямом обращении, и она начинает её со слов «Оля, если ты…», а потом запутывается и забывает, что хотела сказать. Но это уже похоже на ультиматум – если ты, то я…жаль, что моё нетерпение не дало развить эту фразу. Я стала подсказывать, и клиентка пошла по моей схеме фразы. Потом сказала, что как будто это не то, и на других примерах из её жизни мы пришли к другой фразе – « Оля, я боюсь, что если у меня всё будет хорошо, ты потеряешь ко мне интерес». Я растеряна в этом месте, а ведь скорее всего это проекция – «Оля, если у меня будет всё хорошо, ты мне будешь не нужна».
- Марин, а на что похожи для тебя наши отношения?
- Как будто мы строим мост навстречу друг другу, но я кладу кирпич только после твоего. И еще я в последнее время замечаю, что в воскресенье мне часто трудно заснуть и я прихожу сюда уставшая. Как будто раньше мне было проще приходить.
Стоило бы здесь прямо спросить, что изменилось для неё в последнее время, но я остаюсь в метафоре.
- А сколько уже построено?
- Ну половина примерно (показывает)
- Когда мы были дальше друг от друга, было легче приходить?
- Да. А сейчас я чувствую себя как-то нервно. Мне хочется спросить – Оль, ну что, ты будешь класть кирпич? Я тогда тоже положу.
Интересное нетерпение, учитывая, сколько там страха. Из страха скорее прыгнуть в близость, вижу, что это привычный опыт для неё.
- А если я не буду класть кирпич?
- Ну придется самой достраивать.
- Не уйдешь, значит?
- Нет.
Я предлагаю Марине эксперимент – попробовать не спеша потянуться друг к другу руками. Она явно напугана, вжимается в кресло спиной, признаёт свой страх, но говорит, что нужно попробовать, надо так надо, а то прогресса не будет. На такое изнасилование ради прогресса я пойти не могу. Предлагаю другой вариант – я потихоньку подвинусь к ней, а она будет слушать себя и остановит меня, когда будет граница комфорта. Двигаюсь потихоньку, спрашивая её, потом останавливаюсь, говорю, что всё, я подвинулась, насколько хотела. Тогда она сама двигается ко мне, достаточно близко, почти касаемся коленями.
- Смотри, вот я здесь, вот мои руки. Я так могу тут быть бесконечно долго. Ты пока посиди, подыши и послушай себя, а если будешь готова, то можешь и сделать что-то.
Марина сразу попыталась схватить меня за руки, но я её остановила вопросом - ты точно этого хочешь так быстро?
- Нет, я вообще не хочу, но надо же это сделать.
Я чувствую в этом месте уже сильное раздражение. Я снова становлюсь насильником, принуждающим её сделать что-то, что надо. Говорю, что нет тут никакого надо, есть только её хочу или не хочу.
- Тогда я хочу сначала достроить мост.
Да, я правда в этом месте поторопилась, клиентка оказалась мудрее меня.
- Хорошо. Что ты сейчас чувствуешь?
- Радость и облегчение. Когда ты сказала, что нет никакого надо, я как будто сказала «ура» и пошла кататься с моста, как с горки.
- Похоже это на что-то в твоей жизни?
- Конечно, только я никогда не решалась так отказаться. Если надо, значит надо, неважно хочу я или нет.
- Ну а сейчас решилась?
- Да, и как будто бы легче стало. Но всё равно что-то есть еще. Чувство вины что ли перед тобой. Ты предложила, а я тебе отказала.
- Ну да. Ты отвергла моё предложение, но я, как видишь, жива и вполне весела.
- Это потому, что тебе всё равно.
- Нет, не всё равно. Я рада тому, что ты нашла в себе силы выбрать своё желание, а не моё. Мне грустно осознавать, что ты могла бы сегодня делать, что я сказала, как будто повинуясь указаниям. Я чувствую себя тоже очень несвободной, если каждое моё предложение воспринимается тобой, как приказ или руководство к действию.
- Это как-то похоже на насилие?
- Да. Оно и есть.
Механизмы прерывания контакта клиентки – интроецированное «надо делать, раз старший по званию сказал», проекция «ты мне нужна, только если мне плохо». Возможно проекция еще вот это «тебе всё равно». Но прояснить не успела. Как будто её чувство вины передо мной больше похоже на страх что-то не взять важное, на жадность – бери, что дают, а там разберемся.
Мои механизмы – ретрофлексия раздражения на клиентку.
В сессии была попытка исследовать, насколько клиентка может идти в близость без принуждения (или выгоды). Пробовала работать с функцией id. Ощущения после сессии неоднозначные – вроде клиентка и следовала своим желаниям, но как будто только после моего разрешения. Вроде бы и отказала и осталась в контакте, но как будто это история не про отношения, а про упущенную выгоду.
Шестая сессия. По сути является продолжением пятой. Марина пришла с рассказом о том, что говорить ей ни о чем не хочется, что приходить стало тяжело. Что в жизни всё хорошо, но от этого только больше тревоги, и поделиться она не готова. Что нет результата, а как именно она видит результат, она не знает. Что мои вопросы её раздражают, но если я не спрашиваю, это еще тяжелее. Что я не говорю ей как быть, ничего не рекомендую. В конце концов я сдаюсь и честно говорю ей, что чувствую сейчас – что я напряжена и чувствую, что между нами идет борьба. И что на мой взгляд для меня это борьба за то, чтобы не быть для неё насилующим авторитетом. Что я обдумываю, какой шаг я могла бы предпринять, чтобы не повлечь её следования за мной, потому что «надо» и потому что «психолог так сказала». И спросила её, готова ли она сама что-то принести в наше пространство. Она сказала, что нет, и я (с облегчением) сказала, что я не знаю, что сейчас делать. Долго молчим.
- Ты знаешь, у меня такое чувство, что я каждое слово своё берегу, как будто его потеряю. Как будто мысли свои глажу и говорю – никому вас не отдам, никому ничего не расскажу (смеется и напевает). А зачем ты хочешь знать что-то обо мне подробнее?
- Мне интересно знать, что такое с тобой происходит в момент радости, как ты её прячешь в себе, и заменяешь тревогой.
- Я практически со всеми так себя веду. Такое ощущение, что если я буду делиться с тобой, особенно тем, что хорошо и мне нравится, то ты сможешь это или забрать, или сломать.
- Или обесценить?
- Да.
- Похоже ли это на какой-то твой опыт в отношениях с людьми?
Марина рассказывает о том, что в детстве что-то получить от мамы с бабушкой, например новую вещь, можно было только уговорами и манипуляциями, а потом нужно было следить, чтобы брат это не отобрал. Или делать вид, что не огорчилась, если в наказание отбирала бабушка. Вижу, что теперь она тоже самое делает уже сама с собой – отбирает и обесценивает, пока не отобрали другие. Погоревали вместе о том, что дети так расти не должны.
- Вот почему-то мне так хочется страдать, я не понимаю. Прям жалко, что невозможно пострадать до нервного срыва. Как это вообще возможно в здравом уме.
- Знаешь, вид у тебя вполне довольный, я что-то не очень верю, что тебе действительно хочется страдать. Может это скорее что-то привычное для тебя? Жизнь уже идет по другим рельсам, а ты всё смотришь в страдания?
- Я в последнее время как будто открываю для себя элементарные вещи – что можно просто купить билеты и пойти в театр. Не пожалеть денег, не сказать себе, что а смысл какой в театре этом, а просто купить и получить удовольствие.
Вместе с клиенткой мы исследуем телесные реакции на эту радость, где она живет, как ощущается. Марина придумывает образ – как будто бабочки изнутри щекочут крыльями. Чувство лёгкости.
- Марин, а если я тебе кажу сейчас, что ты поделилась своей радостью, я её приняла и тоже рада за тебя, то что с твоей энергией?
- Ты когда сказала, что я поделилась, у меня в солнечном сплетении появилось напряжение, как будто сводит это место в груди. Мне как будто жалко стало. На эмоциях рассказала, а теперь жалею, что отдала.
- Могу ли я как-то тебе вернуть?
- Может тоже что-нибудь расскажешь?
Рассказываю ей свою радостную историю про театр. Реакция её неожиданная и довольно агрессивная.
- И что, ты хочешь сказать, что меня было слушать так же интересно?
- Ну да. Что с твоей энергией?
- Ты мне её вернула. Но я не верю, что тебе могут быть интересны мои рассказы так же, как мне твои.
- Не знаю, что сказать. Твой рассказ всколыхнул мои воспоминания на эту тему. Мне тоже радостно, и я благодарна тебе за эту возможность.
- Мне тяжело слушать о твоих искренних чувствах. Когда ты сказала, что это я их вызвала, мне стало страшновато. Как будто мы вызвали друг у друга эмоции и это значит, что мы в близком контакте. Это ужасно. Очень тревожно. Хорошо было в моменте, но после стало очень тревожно. Я стала думать, что зря я допустила эту близость. Хотя мне было интересно, но сразу возникла другая сторона, как по башке веслом.
- Мне искренне жаль, что у тебя сейчас так. Могу я что-нибудь сделать, чтоб тебе стало не так тревожно?
- Нет, не нужно.
В сессии мы встретились с потребностью в близости с другими людьми, без которой энергия клиентки не может развернуться в полной мере. Я и своими глазами увидела, насколько это важно – разделять чувства и делиться ими. Исследовали механизм, при помощи которого клиентка останавливает своё движение навстречу – обесценивание. Пробовали создать новый опыт и закрепить его на телесном и эмоциональном уровне. Отчасти это получилось.
Механизмы прерывания контакта клиентки – проекция, ретрофлексия, эготизм.
Мои механизмы прерывания – не нахожу.
Седьмая сессия. Марина приходит очень яркая, в «боевом» макияже. Веселая. Некоторое время снова говорит о том, что и хочет поделиться и не хочет, потом рассказывает, что эти два месяца после расставания с мужем у нее был страстный роман с другом детства. И что они расстались по её инициативе. Интересно, что причиной расставания она называет нежелание использовать его как «пластырь» в ситуации развода, то есть мысль вполне альтруистическая, и тут же начинает говорить о том, что не хочет быть глупой, подвластной кому-либо, и о том, что этот мужчина ей не подходит по ряду своих недостатков. И снова капризным голоском запрос – я хочу от этого избавиться. У меня поднимается смутное раздражение, пока не понимаю, на что.
- Меня опять разделило на части. Голова мне говорит – забудь и даже не смотри туда, но со своими чувствами я ничего не могу сделать. Вот что я должна с этим делать?
- Кому должна, Марин?
- Себе!
- А чего должна то, напомни пожалуйста.
- Ну избавиться от этих неправильных чувств.
- А какая эта часть, которой ты должна?
- Строгая, расчетливая, непреклонная, отдающая команды.
- А другая?
- Чувствительная, веселая, легкая, ветренная. Делает, как чувствует. А первая ей говорит – мы так делать не будем, мы так делать не должны, угомони свой талант. Но есть еще и кто-то третий. Они две и еще я. И они обе мне надоели. Одна хочет всё и сразу, другая постоянно её одергивает. А я стою на месте и не знаю, с какой из них мне пойти. Хочу их обеих отодвинуть от себя и перестать чувствовать
Клиентка мне описывает невротический конфликт чуть ли не в гештальт-терминах. А я застыла и не знаю, что делать. Хотя она за меня уже половину сделала – полярности выделила и даже наблюдающее Я обозначила. Я только частично поняла во время сессии, что со мной, а основное дошло потом. Я попала в свою травму отверженности. Дважды. Когда выяснилось, что у клиентки вообще совсем иная жизнь, чем я себе представила, что я знаю её совсем мало и много куда мне доступ и правда закрыт. Разумеется, умом я это и раньше понимала и принимала. Но на чувственном уровне это было для меня как удар под дых, указание на мою собственную незначимость и бесполезность. А то, что клиентка так хорошо понимает себя (и что можно воспринимать как доказательство того, что этот совместный год прошел не зря, и в этом есть мой вклад), я восприняла как повторное доказательство своей здесь неуместности.
- Знаешь, Марин, я не могу не сказать тебе, что я сейчас несколько растеряна и ошарашена. Вот по какой причине – я поняла, что ты мне практически ничего не рассказывала о своей жизни и я сейчас как будто знакомлюсь с тобой заново.
-Да, я тоже об этом думала сегодня. Но я не могла, не знаю, почему. А сегодня смогла.
- А что изменилось?
- Я как будто поняла, что если начну тебе рассказывать, ты не скажешь, что я дура и что ты не можешь меня слушать.
Но и в эту тему я не только не пошла с клиенткой, но и себе не позволила заглянуть и хотя благодарность ей и себе осознать, ведь мы же столько работали с выстраиванием доверия в предыдущих сессиях! Я провалилась в стыд за то, что слишком тяну внимание на себя и наши отношения.
Остаток встречи мы обсуждали достоинства и недостатки этого мужчины, говорили о том, что такое близость, и немного о том, что такое целостность. Но я так и не смогла вернуться к той проблеме, что реально мучила клиентку.
Механизмы прерывание контакта терапевта – интроецированное чувство стыда, ретрофлексия, дифлексия, эготизм. Клиентки - не вижу.
Восьмая сессия. Мой фон – тревога по поводу прошлой сессии. Есть и чувство вины перед клиенткой за то, что ей достался такой травмированный терапевт. Отчасти из этого фона вырастает и тема беседы – почему Марина приходит, хотя ей и тяжело и часто не о чем говорить, и что она всё таки берет из наших встреч. Она рассказывает о том, что стала более спокойной и уверенной в себе, что может теперь смотреть на жизненные вызовы под разным углом и видеть разные решения.
- Но, конечно, целый год работы, и такие маленькие шаги…
-То есть вообще-то мы с тобой могли бы и получше? (о, как это мне откликается!)
- Нет, я чувствую, что большими шагами здесь не получится. Но мне так привычно думать, что возможно всё за один день поменять. А тут приходится ждать.
- А вот умение ждать, осознавать свой шаг, принимать, что он такой сейчас – это ты относишь к числу своих приобретений?
- Да, только я освоила это процентов на 15.
- Не так уж и мало. А как они в качественном выражении выглядят, эти 15%?
- Ну вот например я могу теперь позволить себе в воскресенье подольше поспать, и не вылизать языком всю квартиру, а так, сколько сделала, столько и хорошо.
- Способность заботиться о себе, давать себе отдых – ценная способность.
- Ну я понимаю... Но всё равно это очень маленький шаг. Хотя, я думаю, что если бы был даже очень большой, в моём отношении мало что изменилось бы.
Далее мы поговорили о её смелости, решимости менять свою жизнь к лучшему, но всё это при рассмотрении оказывалось недостаточным.
- Марин, я очень сочувствую тебе, что ты так живешь.
- А я нет. Я могу теоретически себе посочувствовать, а на практике – как будто невелика проблема, чтоб сочувствовать.
- Я тебе очень сочувствую из знания. Не теоретически, а потому что на собственном опыте знаю, что это такое – всегда недотягивать до некоего умозрительного идеала.
В этом месте она как-то удивилась даже:
- Мне вот хочется сказать – как ты то можешь к себе так плохо относиться?!
- А чем это я хуже тебя? (смеемся вместе)
- Вот знаешь, когда ты говоришь о себе, я чувствую, как это жестоко – так к себе относиться. Но к себе я ничего не чувствую. И даже за это мне уже хочется себя обвинить. Как будто если я другому могу посочувствовать, а себе нет, значит мало я над собой поработала. Это получается какая-то бесконечность…
Обсуждаем эту бесконечность – бесконечность требований к себе. И в конце встречаем маму, которую нельзя огорчать, а можно только радовать. И то не саму маму, а бабушку, охраняющую подступы к матери. Напоследок клиентка говорит, как ей не хочется идти в эту тему – говорить о матери, потому что это заведомо больно. И мне кажется, что мы год уже кружим вокруг этого – наш общий страх говорить о матери. Она боится боли, а я того, что не смогу справиться с этой болью, не смогу сочувствовать (на 100%), не дотяну, в общем, до своего умозрительного идеала. Грустно.
Девятая сессия. Марина приходит с жалобой на бессонницу. Я в целом уже знаю, что режим сна у неё нарушен – в постели долго листает ленту в телефоне, откладывает его ближе к утру. В ходе расспросов о том, как именно она проживает свою бессонницу и как проходит её день, клиентка рассказывает, что обычно день начинается в 7 утра, а домой она возвращается к 11 вечера, делает домашние дела, потом прыгает в постель и пытается быстрее уснуть, чтобы не терять времени, ругает себя за то, что не получается заснуть. Шучу – тебе и спать надо быстрее, чтобы успевать выспаться при таком режиме. Спрашиваю, видит ли она, как много она трудится. Видит, но этого недостаточно.
- А что бы ты еще делала, чтобы было достаточно?
- Ну я бы лучше убиралась, больше готовила, смотрела бы дольше курсы по массажу, рисовала бы…
- А еще?
- Занялась бы собой – уход за кожей, эпиляция там. Еще я кота совсем забросила, а он умный у меня, с ним можно команды учить. Английским бы больше занималась….что-то я устала от одного перечисления.
Здесь можно было пойти в эту усталость и проживать её вместе с бессилием, что пока её жизнь такова. Но я пошла за своим чувством – сопереживания её одиночеству в этой ситуации.
- Марин, а как тебя в детстве спать укладывали?
- Да вообще-то да, у меня нарушения сна с детства. Мы спали в одной комнате с мамой и братом, и вот я помню, ночью я часто не могла уснуть и мне было страшно.
- Что ты тогда делала?
- Я шла в одеяле на кухню, зажигала газ на плите, чтобы было потеплее, и сидела там. В окно смотрела.
- А сколько тебе примерно там лет?
- Четыре или пять.
- А почему ты не залезала к маме в кровать?
- Чтобы не беспокоить. Бабушка всегда говорила, что у мамы жизнь и так тяжелая, её нельзя огорчать и беспокоить. Ой, а знаешь, как я любила засыпать? У меня книжка была такая, со стихами про облака. Когда мама перед сном читала, я тоже эту книжку читала, а потом клала себе на лицо разворотом с облака и так засыпала. Представляла, как будто лечу в облаках. Было так спокойно и уютно… А иногда маме не спалось и она уходила на кухню, выключала нам свет и закрывала дверь. Брат спал, а мне было страшно. Я просила маму свет не выключать, но она всё равно выключала.
- Марин, как тебе это всё вспоминать? Что ты чувствуешь, говоря об этом?
- Да нормально.
- Знаешь, а мне очень грустно и горько слушать тебя. Для меня твоя история о каком-то очень глубоком одиночестве. Когда ребенок не идет к маме под бочок, выбирая мертвое тепло газовой плиты вместо живого и родного. И мама делает то же самое. И сама остается в одиночестве и тебя оставляет одну.
В этом месте я уже плакала в три ручья. Правда было такое острое чувство одиночества, как будто это я ночью у плиты сидела в пять лет.
- Оль, ну вот ты когда мне это говоришь, я понимаю, что вроде это так. Но потом сразу думаю – ну и что такого, не умер же никто. Вот если бы умер, или трагедия еще какая-нибудь случилась, тогда да.
- Ну для целого мира, наверное, твоя трагедия маловата. Мы вообще очень маленькие для целого мира. А для того мира, что в нас?
- Ну да. Пожалуй…
- Что бы тебе хотелось сделать для той, маленькой Марины, которая одна сидит на кухне, или в страхе лежит одна в темноте?
- Не знаю. А что я могу сделать?
- Я знаю, что бы сделала я. Я хотела бы укутать тебя и лежать рядом, крепко обнимая. Еще тихонько покачать и спеть песенку. Или почитать вместе книжку про облака. А еще хочу на следующий день устроить тебе выходной, чтобы ты спала до обеда, а потом кормить тебя завтраком.
Мы еще поплакали вместе. А на прощание я крепко её обняла, гладила по голове. Это первый раз, когда я предложила обнять её сама, до этого это или происходило спонтанно в ходе эксперимента, или она спрашивала, можно ли. Думаю о том, насколько действительно у неё большая потребность в телесном контакте, и насколько я способна почувствовать это и дать ей столько, сколько нужно. Не оставляю ли я её одну у газовой плиты. Мне кажется – случается, оставляю.
Потребность клиентки в сессии – разделить одиночество и тревогу. Избегаемый опыт – принять ситуации из детства как истинную драму, не обесценивая, и решиться прожить её. Новый опыт – проживание одиночества и тревоги совместно. Отчасти получилось.
Механизмы прерывания контакта клиентки –интроекция, ретрофлексия.
Мои – не нахожу.
Десятая сессия. Последняя встреча в календарном году. Мой фон – много усталости, как будто дотягиваю груз этого года последние километры. Много ответственности для меня, большое желание изменений и еще больший страх. Марина прибегает запыхавшаяся, взволнованная. Какое-то время занимает обычная прелюдия – хочу рассказать, но не хочу рассказывать. Видя её позу с вцепившимися в кресло руками, предлагаю ей усилить мышечное напряжение и рассказать, что она чувствует и на что это похоже. Оказывается – на пассажира перед взлетом самолета. Потом Марина говорит – всё, взлетела, и начинает рассказывать. Что она познакомилась с мужчиной две недели назад, чувствует много симпатии и интереса, чувствует, что это взаимно, но еще больше страха. Показать свой интерес, и не получить равноценного обмена, быть заинтересованной больше, чем он. Быть в этом уязвимой, поскольку тогда он сможет этим воспользоваться, а у нее не получится остаться в привычном равнодушии. Интересно про это равнодушие, не замечала за ней, скорее моя клиентка кипящий котел эмоций. Клиентка характеризует этот страх, как страх близости. Я вижу, что для неё как будто нет промежутков и полутонов в отношениях – либо полное отстранение, либо поглощающая близость.
- Марин, а есть какое-то пространство между «мне всё равно» и такой глубокой близостью и уязвимостью?
- Как будто есть, но это похоже на то, как я стою в огромной луже на маленьком камешке и пытаюсь удержаться и не упасть.
- А лужа то глубокая?
- Нет
-То есть не особо опасно?
- Да вообще не опасно
- А почему тогда тебе так страшно?
- Я не знаю. Мне кажется, меня надо к ИВЛ подключить, я не могу дышать.
- Ты не можешь вдохнуть или выдохнуть?
- Я как будто дышу, только воздух в меня не попадает.
Очень точная метафора для её рассказа об отношениях. Можно было бы здесь пойти в исследование этого телесного феномена, но я не придумала, как, и продолжила идти, куда шла.
- Скажи, а можно ли заходить в отношения (или в эту лужу) постепенно?
- Как будто нельзя, у меня ощущение, что я сразу в этой точке оказалась и никуда уже не сдвинусь отсюда.
- Как так получилось?
- Ну камешек то маленький и он один.
В этом месте я тоже перестала чувствовать воздух в легких. В ушах зазвенело.
- Давай я тебе досочку кину. Ты по ней в какую сторону пойдешь?
- К безразличию конечно.
- Хорошо, расскажи, как он тебе безразличен.
- Ну если он сейчас пропадет, я бы сказала – ну и фиг с ним, я так и знала, что так будет.
- Как тебе дышится?
- С облегчением дышится, слава Богу, ничего делать не надо.
- А если теперь повернуться и посмотреть в противоположную сторону?
- Ох, нет. Опять воздуха нет и голова кружится. Это же надо чувствами делиться, а я даже здесь не могу, еле из себя выжимаю.
- Ну я могу сказать, так неплохо ты выжимаешь то, для человека, боящегося близости.
- Ну так ведь год уже прошел!!
- Да, а там всего две недели.
Дальше я предложила клиентке эксперимент, моя цель – определить через телесный опыт, где именно, на каком этапе отношений она находится. Снизить уровень тревоги, создать побольше устойчивости. Первоначально предполагалось, что Марина сама будет перемещаться в пространстве, но она чуть ли не впервые отказалась, сославшись на головокружение и слабость. Поэтому я просто показывала ей руками расстояние.
- Вот смотри, это длина той самой лужи, с одной стороны страшная и желанная близость, с другой – привычное безразличие. Где ты?
- Прям посредине.
- Вот две недели всего знакомы и посредине?
- Да! Ну может и нет.. нет, я скорее там, справа, где безразличие. И даже еще дальше.
- Ну то есть он тебе безразличен и говорить нам тут не о чем?
- Нет, это тоже неправда.
Какое-то время мы перемещаем мою правую руку то ближе к левой, то дальше, потом находим место, где клиентка дышит спокойно. Это самое начало пути. Проверяем еще раз. Да, всё верно.
- Как тебе тут?
- Безопасно. Но что-же мне теперь тут так и стоять?
- Ну я не знаю. Можно стоять, можно идти. Главное – ты уже не на камушке посредине.
В конце сессии, обсуждая результаты, мы поговорили о том, как Марина, вступая в отношения, как будто ставит на карту всю жизнь. И тогда уж или полное равнодушие или всепоглощающая близость. Первые привычно, но тоскливо, второе пугает.
Радостно, что Марина больше не предлагает мне сделать что-то, чтобы она не чувствовала то, что чувствует. Что запрос теперь выглядит иначе – что мне сделать с этим по другому, чтобы мне стало лучше жить.
В сессии я работала с тревогой клиентки по поводу новых отношений. И со страхом близости.
В дальнейшей работе с этой клиенткой мне важно помогать ей «подращивать» более здоровое и бережное отношение к себе, и, благодаря этому, более здоровые механизмы адаптации и взаимодействия с окружающими. Вижу и понимаю, что много непрожитого, неотгорёванного и даже пока не увиденного остается в детстве клиентки, особенно в её отношениях с матерью. Я понимаю, что у меня, как у терапевта, здесь довольно много ограничений, поскольку я сама в похожем положении, хотя и на несколько шагов впереди своей клиентки. Работаю с этим со своим терапевтом и супервизором.